Рассказы путешественников

Автодом, киты и чай под дождём: наш путь по Кольскому полуострову / часть вторая

Содержание рассказа о путешествии:

Часть первая
Маршруты и водопады: Кандалакша и Титовка
Упаковка лагеря: канистры, инструкции и прелести автодома
Мечты о тундре и соблазн рек
Про киты, страх и уважение к морю
Решение на день: стартовать и успеть ещё посмотреть
Дорога на водопад и новый маршрут
Сборы и последние приготовления
Технические заминки и философия путешественников
Национальный парк и залив Баренцева моря
Первая поклёвка: возвращение к рыбалке
Форелевая поляна и терпение рыбака
Мальки, комары и тишина северного водоёма
Море, семга и возвращение к себе
Мушка с вертушкой и «садик» из форели
Версии про малька и терпение проводки
Локальная ярость комаров и капитуляция
Доброй ночи вместо доброго утра
Камни, отлив и охота за свалом
Прозрак, поклёвки и камчатский гость
Треска на прощание и обещание вернуться
Прилив, дождь и возвращение домой
Чай, фильм и туман, наползающий с сопок
Игра под шум дождя
Ночь, как маленькая жизнь
Тёплый финал дня
Путь к границе и бесконечное путешествие

Маршруты и водопады: Кандалакша и Титовка


Мы делимся мыслями о маршрутах. В голове рисуется карта: от нашего лагеря — дальше за Мурманск, где Западные Лицы, потом Титовка с её водопадом и белоснежным песчаным пляжем. — Мы туда и метим, — говорю. — Или сюда вернуться, или дальше уйти. Но тянет именно к Титовке: водопад мощный, кадры — загляденье. — Красиво — да, — кивает Влад. — Но чтобы вставать лагерем — не то место. — Вот на Рыбачий было бы здорово, — мечтательно говорит Катя. — На наших машинах там убиваться — не вариант, — вздыхаем хором. Северная дорога ошибок не прощает.


Упаковка лагеря: канистры, инструкции и прелести автодома


Постепенно лагерь оживает деловито: кто-то тянет рундуки, кто-то складывает снасти, кто-то стягивает стропы. Мы вытаскиваем две канистры: одна — под бензин, вторая — под питьевую воду. — Мне больше нравится «приманка», которая у тебя висит на двери, — улыбается Влад, глядя на наш импровизированный «органайзер» из верёвок, карабинов и прищепок. — Вчера на скорую руку делали, — смеюсь. — Работает!


— Инструкцию читали? — подмигивает он. — Наш человек инструкцию читает после того, как что-то сломает, — отвечаю без паузы. — Давай-ка лучше по памяти. Пробуем, примеряем, подтягиваем. Получается. И в этот момент я опять ловлю ту самую тихую радость: вот почему я люблю автодом. Можно переделывать, подстраивать, искать решения — и видеть результат сразу.


— Что это у тебя тут сносилось? — Да так, «кроватный модуль». Раньше раскладывался сюда, дети с нами ездили на Алтай — было удобно. Хотелось ещё телевизор воткнуть — smart, чтобы YouTube и интернет прямо в дороге. Времени нет: с утра до вечера занят — то рыбалка, то киты, то дельфины…


Мечты о тундре и соблазн рек


— А сейчас, знаешь, хочется уйти в тундру, — говорю я Наташе. — Там спокойнее. Связи, правда, не будет, зато будут реки. Реки — это особая магия. Идёшь вдоль воды — и каждый поворот открывает новое: перекат, омут, тихий затон, где трава колышется под прозрачной струёй. Идёшь ещё, думаешь: «Ещё один излучина — и назад». А потом понимаешь: назад — вдвое дольше, но остановиться невозможно. — Я с тобой в реки уже не хожу, — улыбается Наташа. — Увлекаешься так, что забываешь о времени. — Потому что река затягивает сильнее моря, — отвечаю. — Море — горизонт, а река — путь.


Про киты, страх и уважение к морю


Катя вспоминает вчерашнее. — Первый раз, когда вечером поплыли, я испугалась, — признаётся она. — Жилеты не взяли, а он — прямо рядом! Сказала: «Быстро домой!» — Это нормально, — киваю. — Когда рядом, на уровне лодки, возникает несколько тонн живого океана — это не картинка из ролика, это дыхание, этот «фууух», от которого внутри всё замирает. — Вчера он был огромный, — говорит она. — Настоящая машина… И красиво — завораживает. — Их здесь два вида чаще попадаются, — поясняю. — Те, которых обычно снимаем, и эти — поменьше. Маленькие осторожнее, скромнее, не такие «компанейские». Может, потому что их чаще пугают. А эти — будто любопытные, как собаки, подходят и смотрят.


Мы смеёмся: шутим, что с Наташей киты приплывают «по записи», а за туры люди платят деньги. На самом деле, море не продаётся: оно либо разрешает тебе быть рядом, либо — нет. И весь наш «успех» — это внимательность, уважение и терпение.


Решение на день: стартовать и успеть ещё посмотреть


— Сейчас как раз удобно: не темнеет, — замечает Влад. — Можно ехать и ехать, успеть и там, и тут. — Тогда вы стартуете? — Потихоньку. Ребята ещё проедут пару точек, глянут — и к вечеру двинем. — А мы пока упакуемся, дособираем воду, проверим снасти. Может, после обеда тоже стартанём. Куда — решим по погоде. Либо на водопад, либо дальше в сторону Западных Лиц.


Ветер, кажется, совсем унимается. Комары вновь чувствуют себя хозяевами — но это беда поправимая. На плите шкворчит последняя порция блинов, Бакс вымаливает взглядами «ещё хоть кусочек». Наташа сортирует ящики: »Эта — под бензин, эта — под воду«. Влад смеётся над нашим «органайзером», Катя фиксирует в телефоне точки: Кандалакша, Титовка, «водопад здесь», «песчаный пляж там».


Север делает простые вещи большими: завтрак — событием, сборы — ритуалом, решение «ехать или остаться» — путешествием само по себе. И всё это — в одном дне, который начинается ураганом, а заканчивается тихим «поехали».


Дорога на водопад и новый маршрут


— До водопада всего триста восемьдесят восемь километров, слышишь? — говорю я, глядя на карту. — Ну, к водопаду там надо через лес идти, — отвечает Наташа. — И что? Там же место красивое, чистое, поляна такая, — мечтательно продолжаю я. — Очень красиво. — Кандалакша, да? — уточняет она. — Да-да-да, в сторону Кандалакши. Мы обсуждаем маршрут: доехать до моста, потом пройти по тропе через еловый бор. Я показываю точку на навигаторе. — Вот тут я ловил форель, помнишь? Не доезжая до водопада, метров сорок от моста. Там такой перекат — видно прямо с дороги.


— А, это где ты рассказывал про того поросёнка, который со свечой вылетел из воды? — смеётся Наташа. — Ага, он самый! Я тогда подумал, что удержу, но нет — нужен жёсткий спиннинг и плетёнка. Рыба бешеная, сразу бьёт, свеча, и всё — блесна улетела в сторону. — Так ты же потом нырял за ней, — вспоминает она. — Да! В том году был прозрачный день, я бросил якорь, разделся и по верёвке на пять метров вниз. Нашёл свой спиннер — представляешь?


Сборы и последние приготовления


Пока я рассказываю, Наташа готовит завтрак. — Хочешь салат из ламинарии? — Ох… снова ламинария? — морщусь я. — А что? Натуральные продукты, всё с моря, — гордо говорит она. — Молодцы, молодцы… — шучу я. — Но, честно, романтики мало — три месяца без магазина. Наташа смеётся. — Зато полезно, — отвечает она. В это время Бакс дремлет под кроватью, уши едва дрожат — слышит наш разговор, но вставать ленится. — Сейчас выпущу собаку, — говорю я, открывая дверь. — Пусть проветрится, герой.


Снаружи пахнет солью, ветром и свежестью. В лагере — привычное утреннее движение: кто-то сворачивает тент, кто-то сушит сапоги. Мы уже почти всё решили: едем дальше. — Мы за вас уже решили, куда вы поедете, — шутит Влад. — Так что можете даже не думать. — Отлично, — смеюсь я. — Это же лучший вариант: когда всё решено без тебя.


Технические заминки и философия путешественников


Пока собираемся, я пытаюсь зайти в свой YouTube, но не грузится шапка канала. — Не пойму, что за фигня: не блокируют вроде весь YouTube, а только половину, — ворчу я. — Может, северная магия, — усмехается Наташа. Тем временем в лагере слышны прощальные слова: — Приятно было со всеми познакомиться! — Взаимно! Мы с тобой всю эту рыбу уловим, — отвечаю я Владу. Мы смеёмся, машем руками. Ветер снова слегка усиливается, но настроение лёгкое, радостное — как у людей, которые уже на пороге новой дороги.


Национальный парк и залив Баренцева моря


Через несколько часов мы на новом месте. Территория национального парка — таблички предупреждают: ведение любых строительных или дорожных работ запрещено. Вокруг — северная тишина, смешанная с криками чаек и шелестом камышей. Перед нами — залив Баренцева моря, величественный, глубокий. Вдалеке виден недостроенный мост Газпрома. А по другую сторону — пресный водоём с чистейшей водой. Воздух здесь особенный — прозрачный, как стекло, с лёгким привкусом соли.


Первая поклёвка: возвращение к рыбалке


— Ах ты, блин! — восклицаю я. — Смотри, на первом забросе! Резко ударило! Леска дрожит, удилище гнётся. — Маленькая, наверное, — говорю, чувствуя, как рыба бьёт по блесне. — А вторая не последовала… Значит, одна была. Делаю новый заброс. — Ах ты, ударила снова! Мелкая, наверное, форель. Катушка поёт, и вот — опа! — есть! — Тихо, тихо, тихо, — шепчу, вытаскивая из воды крошечную серебристую форельку. Она извивается, блестит на солнце, будто маленькое северное чудо. — Какая красавица, — говорит Наташа. — Маленькая, но бойкая. — Да что ты, — смеюсь я. — Какая ж ты шустрая.


Я отпускаю рыбу и снова бросаю. — Смотри, мелочь бьёт одна за другой, — говорю. — Но покрупнее вообще не видно. Весь водоём буквально кишит мальком: вода шевелится, блестит, форель играет, прыгает, бьёт по блесне. — Вон она, видишь? — показываю на поверхность. — Прыгает! Это всё форель.


Форелевая поляна и терпение рыбака


На солнце играют десятки бликов. Мелкие форельки то и дело выпрыгивают из воды, охотясь за мошками. — По идее, если есть мелкая, должна быть и крупная, — размышляю вслух. Бросаю снова. — Удар... Ещё удар! Вон сзади бежит — но опять мелочь. Наташа смеётся: — Ты как ребёнок, честное слово. — А ты посмотри! Весь водоём живой, гуляет! Потрясающе. Я давно такого не видел. Комары, правда, сводят с ума: жужжат, лезут в глаза, кусают за руки. — Ну комары — это просто катастрофа, — ворчу я. — Всё портят, гады.


Мальки, комары и тишина северного водоёма


Я стою по колено в воде, солнце уже клонится к закату. Рыба стучит по блесне, но всё мелкая. — Вот интересно, — думаю вслух, — кто-то более достойный тут есть? Или только молодняк? Меняю приманку, пробую другую тактику. Леска уходит в прозрачную толщу. — Видите? — говорю я, снимая на камеру. — Весь водоём кишит форелью. Малёк подросший, гуляет стаями. Такое ощущение, будто сюда зашла рыба с моря — может, кумжа или даже семга. Всё это место дышит жизнью. А над водой кружат комары — бесконечный рой, настоящий символ северного лета.


Море, семга и возвращение к себе


Я решаю спуститься ближе к морю. — Может, семга подойдёт, — думаю. Подхожу к кромке, бросаю. На поверхности играет какая-то длинная рыба, похожая на плотву — но какая плотва в Баренцевом море? Невозможно. Стою, всматриваюсь в прозрачную воду. Лёгкий бриз с моря освежает лицо, шум волн перекрывает писк насекомых. — Ну что, — говорю себе. — Вот ради этого всё и стоило. Никаких фейерверков, никаких крупных трофеев. Только ты, север, и вечная, бесконечная вода.


Северная рыбалка — это не про улов. Это про состояние, когда стоишь в одиночестве среди ветра и света, и внутри всё спокойно. Тихо. Только плещется форель, где-то щёлкает карабин на жилете, и жизнь — как этот водоём — полна невидимого движения.


Мушка с вертушкой и «садик» из форели


Сейчас попробую взять на маленькую мушку с вертушкой. По ощущениям, она тут молоть гоняет — малька какой-то рыбы. Вон видите: стоит у края струи, ровно на границе ламинарного и рваного потока. На вид — «с ладошку», граммов сто, не больше. Что за рыба — сходу не пойму: подматываю — и её уже нет. Ходят по одной, по две–три, потом исчезают, растворяются в бликах.


Перебираюсь к кустам — главное, не зацепить. Есть! С первого же хода догнала и ткнула. Форель, это видно по игре: короткие рывки, всплеск хвоста, серебро в воде. Или кто-то из форелевых, но на лету идентифицировать сложно. Сходит на свечке — бойкая, честное слово. Снова заброс: две поклёвки за один провод, и снова уход. Вон под кустом ходит рыба покрупнее — хотя какая там «крупнее»: граммов сто пятьдесят, не больше. Третий заброс — бах! удар, «лифт» вверх — и опять сошла. Никак не даёт приманке упасть, бьёт в подвисании.


Похоже, красное ей нравится: мушка-вертушка заметная, и атаки идут одна за другой. Ощущение немного обманчивое: кажется, что «крупнее», но это плюс пятьдесят граммов, не больше. Выходит из-под куста, бьёт в хвост лепестка, сопровождает до сапога — и разворот. Крючок мелкий, сходы неизбежны. Ещё удар, ещё один… И снова свечка прямо у камней. Я шепчу: «Аккуратно, аккуратно, сейчас ударишься!» — и в то же мгновение понимаю: это другая рыба, потемнее спина, другой рисунок точек. Сама слетела с крючка — и правильно. Пожалуй, половину стаи уже «подзадели», осторожничает.


Версии про малька и терпение проводки


Есть версия, что это молодь семги. Честно — не знаю, как она выглядит в эти сроки, и на глаз, на проводке, без подсака не определить. Меняю сектор: дальний заброс в «небитую» зону. С первого касания — «ой-ой-ой», уходит под кромку травы, дрожь по бланку, и снова сход. Шебутная, красивая рыба, вся — из искр и мышц.


Комары лезут в глаза, в уши, в рукава, руки уже в точках, лицо горит. Намазываюсь репеллентом — хватает на полчаса, потом ничто их не останавливает. Веду по течению — проводка получается слишком быстрая, лепесток вертится как турбина. «Вот она!.. есть!..» — и в следующую секунду — свеча и «прощайте». Понимаю, что по течению» — испытание: окно контакта короткое, рыба бьёт в доли секунды.


Ещё серия ударов — оттуда, из-под кустов. «Ай-ай-ай… зараза!» — смеюсь и ругаюсь одновременно. Но, по правде, место сказочное: водоём буквально кипит жизнью. Мелочь бродит стаями, как серебряная пыль, крупного выхода не видно — ни всплесков, ни характерной «тяжёлой» дуги на воде. Значит, сегодня день «детского сада». И это тоже красиво.


Локальная ярость комаров и капитуляция

Ставлю микро-колебалку, работаю у травы. Выход — промах, ещё один — тычок хвостом, шлейф пузырьков — и тишина. Через минуту — повтор, снова шлейф, снова «мимо». Руки и лицо уже пульсируют от укусов, комары лезут в объектив, стекают по кепке, звенят единым жужжанием. «Всё, — говорю вслух, — на сегодня хватит. Иду домой. Хорошо, что дом рядом: дойду — и спасение».


Иду вдоль струи и по привычке заглядываю в «карман» у корней: а вдруг стоит кто-то интересный? Не видать. Ладно, марш-бросок до автодома. Воды сегодня много — запасли. «Почему ещё никто не придумал бомбу против комаров? — смеюсь сам с собой. — Ядерную, да? Чтобы одним махом?» И тут же отдергиваю себя мыслью: «Ладно, без крайностей. Север живёт по своим законам».


Доброй ночи вместо доброго утра

Думаете, «доброе утро»? Ничего подобного — доброй ночи. На часах — около двух, свет — как в сумерках, но это север, здесь так. Вид из окна — сказка: гладкая вода, отблески на камнях, тонкая лента прилива. Я находился на рыбалке, Наташа занималась хозяйством. Теперь — режим кино: заваливаемся смотреть фильм, достаём чипсы (да, да, ночью — нельзя, но очень можно), смеёмся. Сегодня ещё и «помывочный день»: пресной воды много, душ — праздник.


Засыпая, ловлю мысль: два дня не выходим в море — и два дня штиль. Какая-то коварная закономерность. Утром, уже собравшись, переезжаем в мелководную губу. И — вот сюрприз: прямо у нашего «окна» всплывает кит. Да-да, сюда, в мелководье! Для Орловки это редкость. «Где наш кит?» — шепчет Наташа. «Только что вынырнул… ушёл». Пограничники — как назло — запретили выход из Орловки, так что даже если бы хотели пройти на байдарке — нельзя. Стоим, глядим, как он идёт по кромке, будто сканирует дно. Бакс гремит миской — требует внимание. Наливаю ему воды, глажу по уху: «Чудовище, ну мы же уже видели китов, правда?»


Камни, отлив и охота за свалом

Утро следующего дня встречаю на берегу. Вон там, у скал, виден потенциальный свал, где мелководье обрывается в яму. В отлив путь непростой: камни в водорослях скользкие, как лёд, цепляюсь за выступы, проверяю каждую ступень. Из автодома казалось «удобно», а здесь — настоящий полигон баланса.


Задача простая: докинуть за границу валунов, туда, где «тянет вниз». Если не сайда, то пикша с треской обязаны «подниматься из ямы». Понимаю и другое: прозевай прилив — и боковым обходом отсюда придётся «выбираться в стиле скалолаза». Первый сектор — пусто. Во втором — бах по самой кромке: здоровая рыба ударила на двадцати–тридцати метрах, между двумя камнями, и ушла. Облавливаю — тишина. Значит, надо пройти дальше — вон там скалы обрываются резче, должна быть глубина.


Прозрак, поклёвки и камчатский гость

Прохожу щелью — в скале естественный разлом, им и выберусь на случай прилива. Вода — идеально прозрачная, северное стекло. Пару раз были поклёвки ближе к берегу — резкие, тяжёлые тычки, не «детские». Подсечь не успел. И тут, прямо у поверхности — удар, ах ты, зараза! — и сход. В этот момент «как назло» вяжется узел на плетёнке — тончайший, предательский. Пока разбираю — замечаю движение у кромки.


Ползёт… Кто? Приглядываюсь: это камчатский краб, самый настоящий, в броне, деловито пересекает дорожку между водорослями. «Видно? Видно!» — тянусь за экшн-камерой. Он, будто поняв, ускоряется и скрывается под кущами ламинарии. Прилив пошёл, вода оживает. В глубине, на границе света и тени, мерцает ещё одна фигура. «Ещё один? Или камень играет?» — щурюсь. Нет, движется. Крабов здесь явно больше одного.


Треска на прощание и обещание вернуться

Докидываю до края бровки — и вот он, знакомый тяжёлый «тук» трески. Не оглушительный, но уверенный. Пружинит бланк, катушка забормотала — и на поверхность выходит чистая, красивая тресочка, зелёно-оливковая спина, белое брюхо, крупное стеклянное око. «Ну здравствуй, север», — говорю я, уводя рыбу в чистую воду и отпуская. Иногда важнее — поймать момент, а не ужин.


Смотрю на берег: дорожка обратно уже наполовину под водой, прилив набирает силу. В голове — простая мысль: север — это ритм. То комары, то штиль ночью, то кит в мелководной губе, то краб под ногами. И каждый раз — ты учишься быть не против, а вместе.


Возвращаюсь к дому, где пахнет чаем и ламинарией — Наташа готовит салат «на здоровье». Бакс уже дремлет, наелся и доволен. На стол падает косой свет, в окне — серебряная вода. «Продолжение следует», — думаю. Потому что у севера оно всегда следует.


Прилив, дождь и возвращение домой

Ну вот и начался прилив. Возможно, именно он спровоцировал рыбу подойти ближе к берегу. А может, она всё это время и стояла тут, просто клевала в своём ритме. Но — как назло — глубина оказалась совсем небольшой. Я рассчитывал на свал, а тут — сплошная мелочь и зацепы за траву. Пробрался я до самых отвесных скал в надежде, что дальше пойдёт глубина, где можно будет попробовать треску, но увы. Одна треска там попалась, два невнятных удара в устье ручья, краб где-то копошился внизу — и всё. Как-то бестолково сегодня, честно говоря.


Наташ, приём. — Да, слышу тебя. — Милая, я возвращаюсь домой. Рыбы, к сожалению, нет. Грей ужин, солнышко моё. — Хорошо, поняла. Иду обратно под моросящий дождь. На душе спокойно. Да, не поймал, но зато прожил ещё один день у моря. Пусть и промок. Дом встречает теплом и ароматом чая. Правда, теперь весь он заставлен моими мокрыми вещами — сушить негде. Влажность такая, что даже окна запотели. На улице ветер, но не холодно — градусов пятнадцать-восемнадцать. Просто дождь не даёт ничего делать.


Чай, фильм и туман, наползающий с сопок

Мы с Милой не унываем: наливаем чай, укутываемся в пледы и включаем фильм. — Давай сыграем в игру, — предлагает Наташа. — Какую? — Камень, ножницы, бумага! Смеёмся, спорим, подшучиваем. «Ты голову помыла — теперь можно капризничать?» — дразню я её. Она фыркает, но улыбается. Вдруг за окном начинает сгущаться туман. Настоящий, плотный, бело-серый. — Прям как в фильме ужасов «Туман», — замечаю я. И правда: ветер сменился на северо-восточный, и буквально за десять минут из-за сопок выползает белая стена. — Видишь? — говорю я, — вот там, где минуту назад было чисто, теперь всё затянуто. — Значит, завтра похолодание, — спокойно отвечает она.


Туман ложится густо, плотным молоком. Воздух становится влажным и неподвижным. Автодом слегка раскачивает — ветер берёт в лоб. — Тут нельзя, чтобы дом шатался, — говорю я, подкручивая растяжки. — Надо крест-накрест завязать. Наташа смеётся: — Ты так серьёзен, будто корабль швартуешь.


Игра под шум дождя

Вечер незаметно переходит в ночь. За окном дождь барабанит по крыше, внутри уютно и светло. Мы продолжаем играть — то спорим, то подшучиваем. — Синий! — — Желтый! — Да ты офигел, что ли?! — смеётся Наташа, держа карточку над столом. — А ты аккуратнее, рукавом всё смахнёшь. — Ладно, ладно. Красный. И снова смех.


— Слушай, — говорит она, — ну это как официанты в фильмах: простынь со стола снимают одним движением. — Только у нас вместо простыни скатерть и чайник, — отвечаю я. — И Бакс под столом. — Который сейчас всё это перевернёт. Смеёмся снова. Дождь усиливается, но теперь он — не враг. Он будто добавляет уюта.


Ночь, как маленькая жизнь

За окном — густая ночь, наполненная звуками дождя и запахом моря. В палатках рядом, бедные ребята, наверное, снова промокли. Мы сочувствуем — сами такими были. Помню, как когда-то с детьми ездили: ливень хлестал с такой силой, что затопило весь лагерь. Палатку собирал прямо под дождём, пока Наташа с малышами сидели в машине. Вернулись потом в Москву, а палатку разворачивали уже дома, сушили в квартире. Сейчас вспоминаем это с улыбкой. Тогда было тяжело, теперь — светлое воспоминание.


Тёплый финал дня

— Ты поел? — спрашивает Наташа. — Поел, — улыбаюсь я. — Всё было на славу. Столько рыбы — хоть и не поймал, но съели мы сегодня от души. Бакс умывается после ужина, сворачивается клубком у ног. — Спать будем? — спрашиваю. — Конечно, — отвечает она, зевая. — Время позднее. — А ты куда собрался лезть? — — Да я просто хотел окно закрыть. — С ума сошёлся? — смеётся она. Ложимся, слушаем дождь. Тепло, тихо, спокойно.


Путь к границе и бесконечное путешествие

Перед сном Наташа говорит: — Девчонки написали, чтобы не волновались, нас долго не будет. Мы просто ближе к финской границе. Я улыбаюсь. — Вот и всё. Север — это не точка на карте. Это состояние, в котором хочется остаться чуть подольше. Снаружи снова шумит море. Прилив дошёл до самого камня под колесом. Комары где-то там, но уже неважно. Главное — есть чай, тепло и тот, кто рядом.


И в этот момент понимаешь: все эти дожди, крабы, комары, ураганы, поклёвки и штиль — это не просто приключения. Это и есть жизнь. Настоящая, простая, северная.